1. Я на скрипочке играю.
Мне было двенадцать. Моему дяде – под сорок. Я жила в Крыму. Дядя приезжал из далекого и почти всегда сумрачного Мурманска, чтобы провести отпуск на море.
Я играла на скрипке. Дядя вздыхал, слушая меня, и завидовал. Сначала молча. А потом стал изобретать способы познакомиться со мной, музыкой и скрипкой поближе.
Первое, что он придумал, была игра под названием «Интервью настырному журналисту». Дядя убедил меня, что, когда я вырасту, я обязательно стану знаменитой исполнительницей концертов Мендельсона и Сен-Санса, а потому мне уже сейчас нужно учиться давать интервью. Он всюду ходил за мной и задавал вопросы, которые сочинял в неимоверном количестве, наверное, в те часы, когда загорал на песке под утренним солнцем. Одни из них («Сколько времени уходит на занятия?», «Много ли нужно заниматься, чтобы стать виртуозным исполнителем?», «С каким оркестром ты хотела бы выступать?») вызывали у меня улыбку, другие ставили в тупик своей неожиданностью: «Как ты думаешь, чем ты займешься через пять лет? Через десять? Двадцать?».
Следующим этапом его знакомства с миром музыки стали наблюдения за моими занятиями. Стремясь показать, что он уже кое-что понимает в данном предмете, дядюшка стал покупать (почти без разбору и в огромном количестве) книги, ноты, пособия по игре, струны, камертоны (у него их была целая коллекция), записи классической музыки. Изучив все, что у него имелось, он немного осмелел и принялся даже комментировать мои упражнения, тщательно выговаривая незнакомые слова: «А вот здесь написано, что смычок должен скользить параллельно подставке. Почему у тебя не так?». Или просто просил: «Покажи, как делается вибрация. А пиццикато?» Я объясняла и показывала.
Наконец, дядя купил скрипку и торжественно поклялся заниматься каждый день. Я, сама еще являясь ученицей, взялась обучать его. На следующий же день мой новый ученик с восторгом выполнял свое первое домашнее задание, напевая песенку, необходимую для улучшения результата: «Я на скрипочке играю, тили-ли, тили-ли».
Естественно, в этом нелегком и непростом деле не обошлось без недоразумений. Однажды дядя пришел с невинной просьбой настроить ему скрипку, протянув мне инструмент и гаечный ключ. «А это еще зачем?» – удивилась я, взглянула на колки…
и не смогла удержаться от хохота. Оказывается, при попытке самостоятельно настроить скрипку, дядюшка так усердствовал, что сломал концы колков, так что от них остались только короткие гладкие палочки. Недолго думая, предприимчивый дядя взял напильник и заточил то, что осталось от колков, как гайку. Никогда еще мне не приходилось настраивать инструмент подобным образом, а все, кто впоследствии слышал от меня эту историю, говорили, что более оригинального и неожиданного решения этой проблемы им встречать не приходилось. Но, несмотря на все блуждания в дебрях звуков, длительностей, диезов и скрипичных ключей, к концу отпуска мой упрямый ученик смог вполне уверенно исполнить несколько детских песенок. Со скрипом, со вздохами перед каждой особенно долго вспоминаемой нотой, но смог. Помню, что в то лето нашу общую радость мы отметили поеданием огромного количества мороженого.
Конечно, по-настоящему серьезным делом скрипка для моего дяди все же не стала; по ряду разных причин занятия эти прекратились, уступив место новому увлечению неугомонного ученика. Теперь он заинтересовался пением птиц и всюду записывал их свисты, щелкания, хрипения, трели и чирикания. И стремился создать из этого хаоса симфонию в стиле барокко (чтение книг о музыке серьезно помогало в этом процессе).
Но история со скрипкой все же не прошла так уж бесследно. Последствия этой затеи проявили себя лет через семь: родившуюся внучку дядя окрестил моим именем, а, когда она достигла своего пятилетия, отдал в музыкальную школу. На скрипку.
2. В каждой музыке Бах.
Другой случай обучения музыке взрослого человека произошел, когда мне было уже лет восемнадцать. Училась я в музыкальном училище в Москве и жила в общежитии. У моей соседки по комнате появился поклонник. Звали его Денисом, было ему двадцать семь лет, работал он в милиции и мою подругу интересовал мало, несмотря на многочисленные (а, может, тем и надоевшие) цветы и конфеты.
Чтобы как-то изменить ситуацию с неприступной возлюбленной и обратить ее внимание на себя, Денис решил выучить и исполнить на фортепиано какое-нибудь эффектное произведение, например, первую прелюдию Баха из первого тома ХТК. Не зная нот. И вообще, имея представление о том, что такое фортепиано, по картинкам (даже не фотографиям!) в учебниках да по рассказам на глупых уроках музыки в школе. Но желание поразить ни о чем не подозревавшую девушку было огромно. Как тут было не помочь?!
И вот начался трудный процесс постижения непостижимого Баха. Каждый день Денис приходил ко мне, и, пока соседки не было дома, выучивал наизусть (зрительно, без нот, и сразу двумя руками) несколько тактов прелюдии. Каким образом он все это запоминал, для меня осталось загадкой. Дежуря ночами у себя в отделении, где стояло старое разбитое пианино, влюбленный (не столько в музыку, сколько в музыкантшу) милиционер без конца повторял то, что разучивал со мной в общежитии.
Однажды сослуживцы, застукав его за этим занятием, взяли слово, что, как только Денис выучит все произведение целиком, то обязательно исполнит на всеобщем собрании, и с тех пор звали его почему-то не иначе, как Бетховеном. Денис был счастлив: любовь и музыка сообща творили чудеса, открывали новые горизонты и распахивали самые заветные двери. А когда месяца через три, после многочисленных трудовых дней и бессонных ночей, первая прелюдия Иоганна Себастьяна была, наконец, исполнена (и в общежитии перед подругой, от удивления не сказавшей ни слова, и перед коллегами по работе в отделении милиции), успех был грандиозный, и эхо оглушительных оваций еще долго витало вокруг и кружило голову.
Кстати, и первоначальная цель (обратить внимание возлюбленной) после этого выступления была с легкостью достигнута. Роман завертелся по-настоящему музыкальный и романтический. Но это уже совсем другая история.
3. Вместо эпилога.
Первое: в отличие от ребенка, который в большинстве случаев учится «из-под палки», и не требует от учителя обеспечить какие-либо результаты, взрослый человек (и особенно мужчина), обучаясь, имеет конкретную цель: суметь сыграть то-то и то-то, и желательно через самое наименьшее количество занятий. Ради этого он будет выполнять все условия, поставленные ему педагогом.
Второе: при консерватории существует музыкальная школа, куда принимают (после небольшого испытания) практически всех желающих, независимо от возраста и уровня подготовки. Преподают в этой школе студенты консерватории (которым нужно обязательно сдавать педпрактику, чтобы получить диплом). Занятия проходят в вечернее время. В остальном же эта школа мало отличается от других музыкальных школ: так же отмечают посещаемость, ставят оценки и сдают настоящие экзамены. А еще иногда влюбляются в молоденькую студентку-учительницу или вон в того взрослого дядю, сидящего на последней парте.